Смит хотел еще что-то сказать, но голос ему не повиновался. Он хотел объяснить Намону, чтобы тот встретился с Покахонтас в овраге и рассказал о его состоянии. Но боль всепоглощающей волной прокатилась по телу, и, едва дыша, он потерял сознание.

На пятый день начались лихорадка и заражение. Смит то лежал в беспамятстве, то жестокая дрожь сотрясала его тело. Менее крепкий человек просто умер бы. Намон пришел в такое отчаяние, что решил взять дело в свои руки и пойти к Паухэтану, охотившемуся неподалеку от форта, чтобы попросить особых трав для лечения ожогов.

Первым, кого встретил великий вождь, вернувшись в поселок, оказался Секотин. Он сказал ему, что не знает, кто из тассентассов обожжен, но его брату Намону нужны травы, чтобы вылечить его. Секотин знал, что отец никого не позволит послать к тассентассам, поэтому решил все сделать тихо и отнести травы собственноручно. Его разбирало любопытство.

Намон был глубоко благодарен Секотину, что тот пришел в Джеймстаун. Он сделал из трав вязкую массу и сразу же наложил ее на кожу Смита. Потом он заварил другие травы и влил питье в рот больному. Колонисты с недоверием отнеслись к этим процедурам, но они видели, что произведенное до того кровопускание не помогло Смиту. Перси удалось убедить их хотя бы дать дикарю возможность попробовать.

Через два дня Смит смог, пусть с трудом, говорить. Намон и Секотин Пришли, чтобы снова приложить травы. Слабым голосом он спросил о Покахонтас.

— Она чувствует себя прекрасно, у нее молодой муж, — ответил Секотин.

Намон быстро схватил его за руку, словно пытаясь остановить.

— Муж? — Голос Смита дрожал, как у старика. Но он ничего не мог поделать. Лицо его исказилось, будто от нового приступа боли, пронизавшей тело.

— Да, они поженились в начале сезона цветения.

Ночью Смит снова впал в полубессознательное состояние, и колонисты решили, что долго он не протянет. Намон оставался рядом с ним и заставлял их наносить на тело Смита новые порции мази, которые они сменяли трижды за ночь. К утру улучшения почти не было, и Намон начал терять надежду. Однако тем же вечером наступил перелом, и крепкий организм Смита начал брать верх. Но прошло еще две недели, прежде чем Смит смог встать с постели и сделать первые неуверенные шаги.

Семь солнц, которые Покахонтас пришлось пережидать до встречи со Смитом, показались ей нескончаемыми. Ей казалось, что ее сердце разорвется от счастья, и она постоянно боялась, что ее новое настроение станет заметно и возбудит подозрения. Ей не хотелось охотиться, но, чтобы дать выход переполнявшей ее энергии, она предпринимала долгие пробежки с Кинтом, который мчался впереди. Она с облегчением заметила, что, хотя и испытывает по Рауханту прежнюю скорбь, его лицо больше не встает перед ней.

Единственной трудностью был Кокум. Она знала, что тассентассы высоко ценят женщину, принадлежавшую только одному мужчине и никогда не знавшую другого. Она страстно желала, чтобы тассентассы, как и ее народ, сочли не важными случайные связи с другим мужчиной. Конечно, Кокум не был случайным мужчиной, но иногда женщины покидают своих мужей, думала она, и у них, должно быть, тоже случается такое. В глубине души она знала, что единственно важным было оказаться в объятиях Смита. И тогда она все объяснит ему.

В один из дней, когда нависли тяжелые и черные грозовые облака, Мехта родила девочку. Устроили праздник, дарили подарки, и Кокум проявил себя прекрасным родственником, проявив интерес к ребенку и возглавив торжественный танец в честь новорожденной. Он даже придумал младенцу красивое имя — Левея, которое понравилось Мехте и ее мужу.

А Покахонтас продолжала ждать, ее терпение было на пределе. Наконец настал день, когда она должна была встретиться со Смитом. Тело ее дрожало от ожидания. Она сказала Кокуму, что слишком устала от празднества, состоявшегося накануне. Предыдущим вечером она особенно нежно пожелала отцу спокойной ночи. Кинта Покахонтас решила взять с собой, отец уже давно признал, что собака принадлежит ей, так что он не будет по ней скучать.

Она огляделась в свете ясного утра и вдруг осознала, что нет ничего в землях ее отца, о чем она станет сожалеть. После всего, что она узнала от колонистов, она уже никогда не сможет по-настоящему жить той жизнью, которую оставляет позади. Она отдала свое сердце и разум новой жизни. С другой стороны, она не была уверена, что полностью примет ее. Но она хотела этой перемены, это было ей необходимо. Она пойдет за Смитом в любом случае, даже если он прикажет ей броситься в пасть богу зла Океусу.

Идя по тропе к оврагу, она ощущала себя плывущей в облаках счастья. Листья на деревьях казались ей зеленее обычного, цветы — ярче, а пенье птиц проникало в самое сердце. Ушли все страдания прошедших месяцев. Весело сбежав в овраг и подойдя к пещере, она поняла, что пришла рано. Смита еще не было. Она собрала сухие листья и ветки и села на них, подтянув колени к груди и радостно мечтая о той жизни, которую приготовил им Смит. Кинт терпеливо лежал у ног хозяйки.

Когда солнце поднялось высоко, она подумала, что Смит заблудился, но это было невозможно, потому что с ним наверняка пойдет Намон. Она наблюдала за птицами, укрывавшимися в лесу от полуденной жары, слыша крики морских чаек, устремлявшихся к реке. Солнце неуклонно двигалось по небу, и тревога Покахонтас начала возрастать. Когда удлинились тени, она поняла, что пришла не в тот день. Да, должно быть, причина в этом. Я неправильно сосчитала солнца — дни, как называют их тассентассы. Она вернется к своим и повторит путь, когда снова взойдет солнце.

Она грустно вернулась домой и пришла на это место на следующий день, потом на третий, на четвертый. Теперь на душе ее был такой мрак, что она с трудом передвигала ноги на обратном пути в Веровокомоко. На пятый день, когда она пошла искупаться, отчаяние полностью охватило ее. Она помолилась богине реки Ахонэ, чтобы та простила ее. Потом она приготовилась выплыть на середину потока и отдаться на волю прилива. Но когда она ступила в прохладную воду, ее ладони коснулся нос Кинта. Пес никогда до этого не заходил в воду, но за последние несколько дней он постоянно был рядом с ней. Он, казалось, понимал ее боль. Она взглянула на его прекрасную морду, темные глаза как будто молили ее. Она нагнулась и почесала его за ухом. Ей почему-то стало легче. Вероятно, ей не следовало сдаваться так быстро. Может быть, Смит придет за ней. Ей уже приходилось ждать. Она постарается дождаться его.

В Джеймстауне Смит залечивал свои ожоги, он понимал, что пройдет несколько месяцев, прежде чем он сможет вернуться к прежней деятельной жизни. Он отказался от мысли строить дом. Теперь, когда не с кем стало жить в нем, он потерял к нему интерес. Он не позволял себе думать о Покахонтас. Если бы кто-то другой, а не ее брат, сообщил ему эту новость, он не поверил бы. Ее замужество нанесло рану, которая еще долго не затянется. Чтобы выжить и набраться сил, он не позволял себе ни единой мысли о ней. Джордж Перси уговорил его вернуться в Англию. Ему нужен хороший врач, который поставит его на ноги, а выздоровев, он всегда сможет вернуться в Виргинию.

После тяжких раздумий Смит решил оставить свою мечту найти путь в Индию, к несметным богатствам. Он уедет в Англию и возьмет с собой верного Намона. Они отплыли на «Фальконе», когда на деревьях начали желтеть листья.

Глава 18

Веровокомоко, сентябрь 1609 года

Идя между рядами табака и проверяя листья, Покахонтас поняла, что земля истощилась. Растения были не такими здоровыми, как обычно. Пора на несколько сезонов перебраться в Расаврак и дать земле отдохнуть. Отцу нравился их второй главный поселок, и перемена порадует его. Расаврак находился недалеко от Уттамуссака, и великий вождь сможет проводить время, наслаждаясь своими сокровищами.

Да, на закате она повидается с отцом, потому что у нее есть и другая новость. Уже две луны она не была в женском доме. Она чувствовала, что раздается, и была уверена, что носит ребенка Джона Смита. Она даже не допускала возможности, что зачала от Кокума. Сердце со всей ясностью говорило ей, что во время их последней встречи Смит подарил ей дитя, которое теперь жило в ней. Отец вряд ли не знает, что она наконец-то понесла. У него повсюду были глаза и уши, и уходившие в женский дом наверняка воспользовались случаем повысить свое положение, немедленно сообщив ему о ее отсутствии. Отец был добр и великодушен, несмотря на занятость с посещавшими его военными вождями, но он недолго останется в таком настроении. Начнется что-то страшное, когда она произведет на свет ребенка с волосами цвета солнца. Жрецы потребуют детского жертвоприношения, и ее младенец будет положен на священный жертвенник. Каким-то образом она должна спасти своего ребенка.